Что оставляло нам только один выбор.
Нападать.
Серые люди снова взвыли, на этот раз гораздо ближе.
Я бросил на Эбинизера полный отчаяния взгляд и шагнул вперед, поднимая посох.
— Они взяли нас в клещи! Единственный шанс спастись — пробить дорогу силой! Все за мной!
Лара и ее сестры смотрели на меня в замешательстве, Стражи — тоже. Однако страх в моем голосе и на моем лице был самый что ни на есть неподдельный, а когда один человек выказывает страх, это действует на других более чем заразительно. Взгляды стражей мгновенно устремились к Старой Мэй.
Я перешел на бег, махнув им рукой, и Эбинизер побежал следом за мной.
— Слышали его? — рявкнул он. — А ну шевелись!
Тут плотину наконец прорвало, и Стражи ринулись нам вдогонку.
Лара еще полсекунды смотрела на меня, потом с криком «Пошли!» бросилась вместе с сестрами за нами. Они мгновенно догнали нас и побежали рядом с такой легкостью, что казалось, будто ноги их вообще не касаются земли.
Я прибавил скорости и оглянулся через плечо. Старая Мэй стояла, спокойно глядя на истекавшее из леса на юге зловещее багровое сияние.
— Чародей Слушающий Ветер, со мной. Посмотрим, не сможем ли мы замедлить то, что приближается оттуда.
Индеец Джо подошел к ней, и они стояли, негромко переговариваясь.
Я справился у Духоприюта насчет лучшего пути для нападения, пригнул голову и бросился на демонов, явившихся, чтобы убить нас всех — Стражей, Старейшин и вампиров. И меня.
Странные вещи проделываете головой адреналин. Говорят, в экстремальной ситуации все замедляется. Неправда. Медленнее ничего не становится. Просто ты, похоже, каким-то образом ухищряешься втиснуть в единицу времени (да и длины, если уж на то пошло) куда больше мыслей. Нет, кому-то может показаться, что время движется медленнее, но это иллюзия.
Ну, например, мне хватало времени думать о природе адреналина, пока я несся по ночному лесу. Нет, я бежал не быстрее обычного. И руки, и ноги мои двигались в привычном для меня темпе… тогда почему я опережал всех остальных (включая вампиров!) футов на двадцать?
Я услышал, как кто-то чертыхнулся в темноте, споткнувшись о невидимый корень. Я не притормозил. Не то чтобы у меня прибавилось ловкости — просто я знал, куда ставить ногу. Казалось, каждый мой шаг приходится на тропу, по которой я прошел столько раз, что память о каждом ее дюйме запечатлелась не только в мозгу, но и в мышцах. Я знал, когда мне пригнуться, чтобы не въехать лбом в нависающую ветку, где вильнуть в сторону, чтобы обогнуть старый пень, в каком месте оттолкнуться ногой, чтобы перепрыгнуть яму. Самой Ларе Рейт с трудом удавалось не отставать от меня, хотя она все-таки сохраняла дистанцию в четыре или пять ярдов. Ее светлая кожа почти светилась в темноте.
Все это время я пытался отслеживать положение неприятеля. Это выходило непросто. У меня в голове не возникало большой карты острова, на которой тот был бы отмечен красными точками. Я просто знал, где они находятся, стоило мне сконцентрироваться на мысли о них, но по мере того как число их росло, следить за ними становилось все труднее.
До ближайшего из врагов оставалось примерно сорок футов, когда я прижал пальцы к губам и резко свистнул.
— Вон, прямо передо мной! — крикнул я. — Давай, Тук!
Признаюсь, это на редкость занудное и утомительное занятие — оборачивать фейерверки в пластик, защищая их от дождя, а еще противнее — крепить к каждому из бикфордовых шнуров охотничью, не боящуюся воды спичку. Когда я заставил Уилла с Молли расставлять все эти ракеты, шутихи и римские свечи по лесу — в двадцати разных местах, я заработал от обоих не один взгляд, красноречиво вопрошавший: «Не сбрендил ли он?»
В конце концов фейерверки — не серьезное оружие, наносящее ущерб живой силе или технике противника. Они просто создают много шума, и света, и вообще отвлекают внимание.
Чего, с учетом обстоятельств, я и хотел.
Тук-Тук и десяток его гвардейцев, вынырнув словно ниоткуда, крошечными кометами пронеслись между деревьями и исчезли в темноте где-то впереди, а мгновение спустя там замерцали огоньки загоревшихся спичек. Еще через секунду с той стороны донесся пронзительный свист, и дюжина римских свечей начала выплевывать в темноту клубки огня. В их свете я разглядел в полусотне футов от нас бегущие силуэты как минимум десятка подручных Вязальщика в их дешевых серых костюмах. Моя иллюминация заставила их замереть в попытке оценить степень угрозы.
Отлично.
Я припал на колено, вскинул жезл и нацелил его на ближайшего ко мне серого типа, который с визгом уставился на неожиданную световую катавасию. Потом швырнул в деревянный стержень заряд воли и выкрикнул:
— Fuego!
Конечно, не будь дождя, я проделал бы это значительно с меньшими усилиями, но и так все вышло как надо. Огненный дротик, оставляя за собой струю белого пара, с шипением прочертил водные струи и ударил серого типа в бок. Дешевый костюм занялся с такой готовностью, будто был не вискозный, а смоляной.
Серый человек взвыл и отчаянно забился. Огонь быстро пожирал его, освещая все в радиусе добрых тридцати ярдов — в том числе и его спутников.
Я бросился на землю, а мгновение спустя лес за моей спиной взорвался градом свинца.
Пистолеты вели огонь длинными очередями — значит, стреляли Рейты. Лара с сестрами были вооружены полуавтоматическими пистолетами с удлиненными магазинами. С учетом сверхчеловеческой силы, чуткости и координации движений, которых вампирам не занимать, они не испытывали тех трудностей, с какими столкнулся бы смертный стрелок, несясь во весь опор по ночному лесу, да еще ведя огонь с одной левой. Пули впились в трех серых типов — по десять — двенадцать в каждого, все в шею и голову, — и те разом превратились в комки эктоплазмы.