Мэдлин успела еще вскрикнуть, резко дернув головой назад — а потом уже не издала ни звука. Обожженный, почерневший труп, только что бывший Ларой Рейт, уперся обгоревшим бедром в спину Мэдлин, аккурат между лопатками, используя ее же позвоночник в качестве точки опоры.
Лара заговорила, и голос ее, казалось, исходит напрямую из Ада. Он звучал ниже, чуть более хрипло, но ничуть не менее привлекательно, чем раньше.
— Мэдлин, — промурлыкала она. — Я мечтала проделать это с тобой с тех пор, как мы были детьми.
Обожженная, чуть ли не до кости правая Ларина рука медленно, томно потянулась к напряженному животу Мэдлин. Медленно, очень медленно Лара вонзила пальцы в плоть прямо под нижнее левое ребро. Лицо Мэдлин перекосилось; она пыталась визжать, но не могла издать ни звука.
Лара повела плечами. Пальцы ее оставили в животе Мэдлин широкую, рваную рану, из которой вываливались красные и серые штуковины.
Ярко-розовый язык высунулся из почерневшего Лариного рта, и она коснулась им лба Мэдлин.
— Слушай меня, — прошипела она. Ее обгоревшая рука продолжала выдирать что-то из тела Мэдлин. — Слушай меня.
Жуткая сила вибрировала в этих словах. Я испытал безумное желание ползти к Ларе и отдать ей свои уши, при необходимости собственноручно оторвав их от головы.
Мэдлин трясло; силы окончательно покинули ее. Губы ее продолжали беззвучно шевелиться, но глаза ее при звуках Лариного голоса окончательно утратили осмысленность.
— Хоть раз в жизни, — продолжала Лара, целуя ее в горло обожженными, полопавшимися губами, — от тебя будет какая-то польза.
Глаза Мэдлин закатились, и тело бессильно обмякло.
С резким щелчком включился наконец мой мозг. Я откатился подальше от жуткого, тошнотворного, отвратительно-притягательного объятия Лары и Мэдлин. Вязальщик сидел, зажав уши руками и крепко-накрепко зажмурившись. Я ухватил его под руки и оттащил в сторону от кузин Рейт — ярдов на пятьдесят вниз по склону, через кусты и за упавший ствол старого орехового дерева. Мои манипуляции явно причиняли Вязальщику изрядную боль, но он помогал мне, пытаясь отталкиваться здоровой ногой.
— Сущий чертов ад, — выдохнул он, когда я отпустил его. — Сера и пламень, черт подери.
Я пошатнулся и сел, привалившись к стволу с другой стороны, пытаясь отдышаться и выкинуть из головы зрелище Лары, пожирающей Мэдлин.
— Какие уж тут шутки.
— Есть у меня знакомые, — пробормотал Вязальщик. — Кретины-кретинами. Все разглагольствуют, какие они бедные и несчастные, эти одинокие страдальцы-вампиры. Как они похожи на нас. Идиоты чертовы.
— Угу, — хрипло согласился я.
Мы помолчали немного. Сверху послышался негромкий, даже мягкий, но голодный вопль.
Мы вздрогнули и попытались сделать вид, будто ничего не слышали.
Вязальщик посмотрел на меня.
— Почему? — спросил он.
— Стоит Ларе войти во вкус, и она уже может не остановиться. Она бы сожрала и вас.
— Тоже верно, — с готовностью согласился Вязальщик. — Но я не об том. Почему?
— Должен же кто-то быть человеком.
Вязальщик посмотрел на меня так, словно я говорил на языке, в котором он не силен, и которого не слышал уже много лет. Потом резко отвернулся.
— Спасибо, приятель, — сказал он, не поднимая взгляда.
— Идите в жопу, — устало ответил я. — Сильно ранило?
— Задело кость, похоже, — сказал он. — Не навылет. Но ничего серьезного не порвало, а то бы я уже сдох.
Он успел перетянуть ногу выше раны жгутом, да и плотно прилегавший к телу гидрокостюм, возможно, тоже помогал сдержать кровотечение.
— На кого работала Мэдлин? — спросил я.
Он покачал головой:
— Она мне не говорила.
— Подумайте, — посоветовал я. — Хорошо подумайте.
— Все, что я знаю, — ответил он, — что это какой-то парень с уймой денег. Я с ним ни разу не общался. Когда она говорила с ним по телефону, они говорили по-английски. Только это не его родной язык. Говор у него такой… континентальный.
Я нахмурился. Благодаря телевидению большинство людей убеждены в том, что запросто угадают национальность человека по тому, как тот говорит по-английски. Однако в реальной жизни акцент может быть чертовски неясным, особенно если человек учился английскому не у англичанина. Попробуйте представить себе, например, каков будет акцент у поляка, которого обучал английскому немец, окончивший университет в Бельгии. Профессиональный лингвист, услышав такое, должно быть, рехнется.
Я внимательно посмотрел на Вязальщика.
— Сумеете выбраться отсюда самостоятельно?
Он поежился.
— Отсюда? Еще как, черт меня дери, смогу.
Я кивнул. Вообще-то Вязальщик нес ответственность за смерть Стража, но действия его не носили личной направленности. Я всегда смогу обвинить в ней труп Мэдлин Рейт.
— Попробуете вести дела у меня в городе или против Совета еще раз, и я убью вас. Ясно?
— Яснее не бывает, приятель.
Я встал и двинулся прочь. Я остался без посоха, жезла и пистолета. Все они лежали выше по склону.
Потом вернусь заберу.
— Постойте, — окликнул меня Вязальщик. Он с усилием расстегнул и снял пояс, и я едва не лягнул его в голову, решив, что он тянется за оружием. Но нет, он просто отдавал его мне. На поясе висел ничем не примечательный черный контейнер.
— Что это? — спросил я.
— Еще две динамитные шашки.
Я сложил в уме два и два. Мозги вроде снова работали.
— Надеюсь, это не вы поджигали ту, что едва не разнесла Лару, а?
— Верно замечено, — согласился он.