Он подался назад от удара. Не сильно. На какие-то полдюйма, хотя такими разрядами я и кирпичные стены сносил. И все же я подвинул его на полдюйма. Точно подвинул.
Тело мое медленно наливалось усталостью, а дух уже снова поднимал на меня взгляд. Я заставил себя выпрямиться и не моргая смотреть на него. Главное — не подавать вида…
— Хочешь продолжать? — спросил я. — Я могу заниматься этим хоть до утра.
Дух смотрел на меня. Потом шагнул ближе. Шварк-топп. Шварк-топп.
Я не боялся. Ни капельки. И во рту у меня пересохло единственно потому, что вокруг полыхало столько огня.
Он остановился, не доходя до меня футов пять, возвышаясь надо мной темной громадой.
И тут до меня дошло, что он ждет.
Он ждал, что я сделаю дальше.
Сердце мое забилось чаще, когда я почтительно склонил голову. Я не знаю даже, почему я сказал то, что сказал — знаю только, что все мои инстинкты буквально в голос кричали, что так надо, а голос мой словно сам произнес эти слова.
— Меня зовут Гарри Дрезден, и я даю тебе имя, почтенный дух. Отныне и до скончания веков имя тебе будет Духоприют.
Глаза его вспыхнули еще ярче, и язычки зеленого пламени окутали его голову светящимся нимбом.
А потом Духоприют повторил мой жест, склонив голову в ответном поклоне. Распрямившись, он резко повернул голову к домику. Снова налетел ветер, и вершину холма окутала тьма.
Когда она рассеялась, я стоял один. Дух и животные исчезли, словно их и не было. Я дрожал от холода.
Шатаясь, добрел я до своей одежды и подобрал ее. Меня трясло так сильно, что я едва стоял на ногах. Распрямившись со своим инвентарем в руках, я увидел, что в домике мерцает свет.
Я нахмурился и похромал к двери. Дверь и окна давным-давно прогнили и вывалились, да и от крыши осталось одно воспоминание, но одна вещь все еще действовала.
Камин.
Аккуратно выложенные колодцем сучья горели в камине, и от него исходило уютное тепло. Огонь горел ровным, золотым, чуть зеленоватым по краям светом.
С полминуты я, не веря своим глазам, смотрел на это, потом доплелся до камина и уселся в блаженном тепле. Чуть придя в себя, я поискал присутствие духа. Он обнаружился немедленно — такой же чужой, такой же опасный, хотя гнать меня прочь он больше не собирался.
Я собрался с силами, чтобы голос мой не дрожал.
— Спасибо, — просто сказал я.
Легкий ветерок, прошелестевший в кронах Духоприюта, возможно, был мне ответом.
А может, и нет.
Вниз к причалу я возвращался другим путем. Есть один путь короче и проще, хотя на первый взгляд скала в этом месте кажется почти отвесной. На самом деле в ней есть узкая древняя расселина, вход в которую почти полностью скрыт кустами. Дно расселины выстелено тонким слоем лесного мусора, не дающего растительности заполонить узкое пространство, и идти по ней ненамного сложнее, чем по городскому тротуару. Поэтому на спуск я потратил вдвое меньше времени, чем на подъем.
Я даже не задумывался над тем, откуда знаю эту дорогу, до тех пор пока не вышел из-под деревьев и не увидел причал. Раньше я так не ходил. Я даже не догадывался о существовании этой тропы. И все же принял решение спускаться так и ориентировался с такой легкостью, будто прожил здесь не один год.
Я остановился и огляделся по сторонам. Я знал, что идти к пристани по прямой не стоит: в земле, в корнях упавшего дерева таится большое гнездо шершней, и мне не хотелось злить их неосторожным движением. Еще я знал, что ярдах в тридцати с другой стороны от меня возвращается в свое логово ворчливый старый скунс, который с радостью обработает меня своей жижей, стоит оказаться чуть ближе к нему.
Я оглянулся через плечо назад, на башню, включив на мгновение свое сверхъестественное чутье. Дух острова никуда не делся. Я подумал, не вернуться ли мне, на этот раз по старой лестнице — просто так, чтобы посмотреть, что случится, и тут же сообразил, что в большой трещине на двадцать шестой ступеньке поселился щитомордник. Стоило бы мне отложить свою прогулку до утра, и змея наверняка выползла бы на ступени погреться на солнце.
Приближался рассвет; небо из черного понемногу становилось темно-синим. Я видел башню, одинокую, искалеченную, но не сломленную — черный силуэт на фоне неба. Духоприют начинал пробуждаться с пением ранних птиц.
Я задумчиво спустился к пристани и подошел к месту, где стоял ошвартованный «Жучок».
— Молли, — окликнул я.
По палубе застучали шаги, и из рубки вырвалась Молли. Она спрыгнула на причал и с таким энтузиазмом обняла меня, что едва не сбросила в воду. Молли, дочь двух закаленных бойцов, никто бы не сравнил больше с хрупким цветочком. У меня аж ребра затрещали.
— Вы вернулись, — выдохнула она. — Я так боялась… Вы вернулись!
— Ну-ну, детка, ребра мне еще пригодятся, — прохрипел я, но все же обнял ее в ответ, прежде чем выпрямиться.
— Что, получилось? — спросила она.
— Не знаю точно. Господи, мне ужасно хочется пить. — Мы забрались на борт «Жучка», я спустился и достал из рундука банку колы. Она согрелась, но все же оставалась жидкой, и — что важнее всего — это была все-таки кола. Я опрокинул ее в рот и выкинул в мусорную корзину.
— Как Морган? — поинтересовался я.
— Очнулся, — пробасил Морган. — Где мы?
— У Духоприюта. Это остров на озере Мичиган.
— Люччо говорила мне о нем, — буркнул Морган, не делая ударения на имени.
— А, — кивнул я. — Что ж, хорошо.
— Мисс Карпентер говорила, вы попытались установить священную связь.